Выкладываю собственный перевод одного из текстов Артюра Рембо из книги "Озарения". Вообще-то не совсем сюр, но вещь интересная. Надеюсь, вам понравится.
читать дальшеАртюр Рембо
Детство (из книги «Озарения»)
I
Этот идол с чёрными глазами и жёлтыми волосами, ни кола ни двора – и притом он благородней всех мексиканских и фламандских сказаний; его обитель – дерзкая лазурь и зелень, несущиеся вдоль берегов, которым пустынные волны дали дико звучащие греческие, славянские и кельтские имена.
На опушке леса, где цветы снов звенят и светятся, – девочка с апельсиновым ртом; её колени скрещены под потопом света, льющимся сверху, её наготу затеняют, пересекают и облачают радуги, листва и морские воды.
Дамы, вертящиеся на террасах рядом с морем; девчонки и великанши, прекрасные негритянки в зеленовато-серой пене, драгоценности на жирной почве рощ и оттаявших садов, – молодые матери и старшие сёстры с богомольными взглядами, султанши с походкой принцесс и в нарядах тиранок, маленькие иностранки и трогательно несчастные барышни.
Ну и скука же, этот час «дорогого тела» и «дорогого сердца».
II
Это она, маленькая умершая, за розовыми кустами. – Молодая усопшая мать спускается с крыльца. – Коляска кузена скрипит по песку. – Младший брат (он в Индии!) перед закатом на гвоздичном поле. – Старики, погребённые прямо под крепостным валом, оплетённым левкоем.
Рой золотых листьев кружится вокруг генеральского дома. Вся семья на отдыхе. – По красной дороге можно дойти до заброшенного постоялого двора. Замок продаётся; ставни сняты. – Кюре унёс ключ от церкви. – Будки парковых смотрителей пусты. Ограды столь высоки, что видны лишь шумящие листьями верхушки деревьев. Хотя там и смотреть-то больше не на что.
Луга поднимаются к деревушкам, где не слышно ни петушиного пения, ни звона наковален. Запруда спущена. О придорожные распятия и мельницы посреди запустения, острова и стога сена!
Волшебные цветы жужжали. Его убаюкивали склоны холмов. Пробегали мимо звери, исполненные дивного изящества. Облака собирались над морем, образованным из неизбывных горячих слёз.
III
В лесу живёт птица, чьё пение заставляет вас остановиться и покраснеть.
Есть там никогда не звонящие часы.
Есть овраг, где живут белые зверьки.
Есть собор, стремящийся вниз, и озеро, стремящееся вверх.
Есть небольшая повозка, оставленная на лесосеке, иногда она, украшенная лентами, мчится сама собой по тропке.
Есть труппа маленьких комедиантов в костюмах, их можно разглядеть с дороги сквозь кромку леса.
Наконец, когда ты испытываешь голод и жажду, найдётся какой-нибудь охотник, который тебя пристрелит.
IV
Я святой, молящийся на террасе, – словно мирно пасущиеся до самого Палестинского моря звери.
Я учёный, сидящий в сумрачном кресле. Ветви деревьев и дождь кидаются на окна библиотеки.
Я бродяга с большой дороги, по сторонам которой растут карликовые кусты; шум шлюзов заглушает мои шаги. Я подолгу гляжу, как закат меланхолически стирает своё золотое бельё.
Я охотно стал бы ребёнком, забытым на дамбе в открытом море, маленьким слугой, идущим по аллее, задевая небо лбом.
Тропинки неровны. Холмы покрываются шильной травой. Воздух неподвижен. Как далеко до птиц и источников вод! Пойдёшь дальше – доберёшься до края света.
V
Арендовать бы, наконец, эту могилу, побелённую известью, с рельефными цементными линиями на стенах, – очень глубоко под землёй.
Я сижу, облокотившись на стол, лампа ярко освещает газеты, которые я, дурень, перечитываю, и лишённые смысла книги.
Неимоверно высоко над моей подземной гостиной укореняются дома, собираются туманы. Грязь не то красна, не то черна. Чудовищный город, бесконечная ночь!
Немного ниже – водостоки. По бокам – только толща земного шара. Может быть, лазурные пучины, огненные колодцы. Может быть, на этих поверхностях встречаются луны и кометы, моря и сказания.
В часы душевной горечи я воображаю сапфировые и металлические шары. Я – властитель безмолвия. Почему в углу свода мерещится образ отдушины?
Перевод с французского Стэна Диша